1.КТО, ЕСЛИ НЕ ПАДЧЕРИЦА?
Данная статья посвящена исследованию вопроса об отношении религии к творчеству. А точнее, об отношении к творчеству верующих людей и церкви. Тема эта обширна, можно сказать, что необъятна. Известно, что творчество много почерпнуло из религии. Религиозными сюжетами и темами полна мировая художественная культура. Более того, множество верующих людей, представителей церкви, являются выдающимися учеными, музыкантами, художниками, писателями и поэтами, режиссерами. Казалось бы при таком творческом багаже взаимоотношения между творчеством и религией должны быть самыми безоблачными и радужными.
Но нет. В этих отношениях не так все просто. Более того, часто трагично. Не всегда творчество желанно в религиозной среде. Не всегда творчество воспринимается адекватно религией, а творчество — в свою очередь, как бы в отместку, не всегда благосклонно относится к религии.
И дело тут даже не в отдельных персоналиях, не нашедших взаимопонимания с церковью, как это было, например, со Львом Толстым, которого церковь отлучила от себя. И не в судьбах ученых, преданных сжиганию на костре церковной инквизицией, как это было, к примеру с Джордано Бруно. Все эти и другие факты являются лишь следствием отношения религии к творчеству.
Дело именно в недоверии, отчуждении, неприятии, непризнании, которое присутствует в церкви по отношению к творчеству. Очень многие верующие понимают искусство, как дело нечистое, как искус, искушение от лукавого. Даже казалось бы столь очевидные творческие удачи, как недавно вышедший фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы» вызвал бурю негодования и неприятия именно в религиозной среде. И нет, наверное, другого такого явления, которое так высоко ценилось бы в «мирском» обществе, но столь подозрительно воспринималось бы церковью, как творчество.
Вообще человеческую историю можно рассмотривать как борьбу между творчеством и религией. Как чередующиеся эпохи крайностей в отношениях между ними.
Одна крайность проявляется в том, что человек уходит от Бога вплоть от отрицания человеком самого существования Бога. И сам, на свой аршин творит историю и цивилизацию. Эта крайность выразилась в атеизме и в воинствующем безбожии человека, и осуществлялась в стремлении достичь общественного расцвета «своей крепкою рукой».
Другая крайность состоит в игнорировании религиозным человеком человеческого фактора и значения собственной деятельности перед лицом Бога. Человек уходит от самого себя, уповает только на спасение от Бога. И перестает творить.
Эта крайность выразилась в эпохе церкви, которая ведет непрекращающуюся до сего дня войну с человеческим в человеке, с его творчеством, а в конечном итоге с его значением, достоинством и правами. В этой истории отчуждения есть свои причины, и своя тайная интрига, которой, собственно и посвящено исследование данной статьи.
Почему творчество является нелюбимым дитем в христианском доме? Словно оно незаконнорожденное, словно от другого брака? И заниматься им постыдно и грешно?
2. ПРИЧИНЫ НЕДОВЕРИЯ
Не так давно я видел телепередачу, в которой одна знаменитая и всенародно любимая актриса, сыгравшая во многих фильмах и спектаклях, отрекалась от своих ролей, называя их бесовским обольщением. Причина — она уверовала в Бога. И вот через приходского батюшку, якобы, Бог, внушил ей такое отношение к искусству.
Вот я и задумался, почему у священнослужителей такое отношение к творчеству?
Первая причина, что называется, лежит на поверхности. Творчество связано с фантазией человека, с выдумкой, а это многими верующими воспринимается как ложь, нечестность, уход от правды. Творчество по мнению многих верующих занимается не тем, чем нужно, прославляет вовсе не те ценности, которые нужно прославлять. И вообще отводит человека от Бога, от истины.
Особенно ревностны верующие, когда предметом творчества становятся религиозные темы и сюжеты. Что вполне объяснимо. Верующие очень трепетно относятся к библейскому или какому другому Священному тексту, и всякое движение не по канону или в сторону от канона однозначно воспринимается ими как ересь, богоотступничество.
Вспомнить хотя бы недавний скандал с книгой и фильмом «Код да Винчи», когда церковь выступила с официальными опровержениями художественного произведения. Мол, в действительности, все было иначе, нежели показано в фильме, чем невольно поставила довольно заурядное, с моей точки зрения, произведение в один ряд с Библией. Сама мысль автора фильма, что у Христа могла быть жена воспринялась верующими чудовищным кощунством, богохульством.
Или вспомнить историю с книгой «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, за которую вожди ислама заочно приговорили автора к смерти. Но какие бы мысли ни содержались в этой книге, согласитесь, что приговаривать к смерти ее автора за одни лишь мысли - это уже слишком.
Если отступление от религиозного канона воспринимается верующими как грех, то в таком случае, любое творчество — это грех и Богооступничество, потому что любое истинное творчество — это создание нового и выход за рамки канона. Творчество, которое повторяет уже существующий образец — это всего лишь ремесленничество, копирование, и не несет в себе настоящей художественной ценности.
Ценность творчества и состоит в умении увидеть иначе, по новому, выйти за рамки стереотипа, найти новый смысл и отыскать истину там, где ее не видели раньше.
И выступая против творчества, религиозные люди фактически выявляют собственное непонимание специфики и сути творчества, как впрочем, и отсутствие способности к принятию или хотя бы толерантному отношению к иной точке зрения, которую представляет им творчество.
3. СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ
Многие верующие не понимают того, что творчество, как и религия, также сосредоточено на истине. Но ищет, открывает и познает ее не в том, в чем видит истину религия.
В понимании верующих только то творчество является истинным и полезным, которое согласуется в их представлении с истиной религиозной, точнее сказать с истиной догматической.
У верующих есть свой критерий оценки творчества. Если творчество соответствует Библии, значит, оно — истинное. А не соответствует, значит ложное. Но разве истина — это догма? Разве истина — это доктрина? Разве истина — это только пересказ событий, произошедших две тысячи назад? Разве истина состоит только в формальном признании, что существует Бог или что Иисус Христос — спаситель человечества?
В чем видит состоит истина для религии, и в чем ищет и видит истину творчество?
Для религии истина, Бог пребывают в Священных Писаниях, догмах, доктринах и учениях, в религиозных традициях и обрядах, в опыте святых. Истина для религии институциональна, то есть связана с церковью, синагогой, мечетью, с клиром священнослужителей, служителями культа.
Тогда как творчество свободно в поиске истины и ищет истину везде, и прежде всего в самом человеке. Даже если творчество описывает красоту природы, то делает это именно через личностный взгляд человека.
Религиозная истина во многом отчуждена от человека, то есть между человеком и Богом стоит церковь, священники, традиция в качестве посредников. Тогда как в творчестве творец, автор непосредственно предстоит перед истиной.
Кроме того, творчество в соответствии со своей спецификой постоянно ищет истину, в то время, как религия по большей части почитает себя ее уже нашедшей и достигшей. Этакой хранительницей истины, будто бы истина — это музейный экспонант.
Более того, творчество, опять таки в силу своей специфики, не просто ищет истину, оно истину создает. Точнее сказать, воплощает, проявляет. Автор произведения не просто делится своим видением мира, он рождает это видение, и также воплощает его в материале. В то время, как религия в большинстве случаев лишь представляет «готовую» истину.
И здесь мы подходим к основной, на наш взгляд, причине неприятия творчества многими верующими людьми. Религия отказывает творчеству в праве на истину, настаивая только лишь на своем монопольном праве на нее. Поэтому религия способна признавать только то творчество, которое подтверждает религиозные доктрины, да и то лишь во вспомогательном качестве, типа служанки или падчерицы, выполняющей самую неблагодарную работу. А вся слава и дивиденды должны, разумеется, принадлежать при этом религии, а не творчеству.
4. СПРАВЕДЛИВЫ ЛИ ПРЕТЕНЗИИ?
Но права ли религия, настаивая на своей монополии на истину? Что из себя на самом деле представляет религиозная истина, выраженная в Библии или в других Священных Писаниях, зафиксированная в догме и доктрине?
Дело в том, что любой рассказ о Боге, об истине, представленный в Библии, содержащийся в догмах и доктринах, каким бы правдоподобным он ни был, является ничем иным, как художественным образом событий или лиц, вовлеченных в события. Иными словами, одно дело — реальный Иисус, или Давид, или Авраам, и другое дело, рассказ о них тех людей, которые и написали Библию. Текст остается текстом, пусть даже Богодухновенным, и никак не подменяет да и не может заменять собой реальности.
Библия рассказывает о Боге, но не является при этом Самим Богом. Приходится говорить столь подробно об очевидных вещах, потому что в религии существует стойкая тенденция обоготворять букву, идеализировать текст, приписывая ему Божественные свойства.
Итак, художественный образ Христа, созданный авторами Нового Завета, сколь бы правдоподобным он ни был, не в состоянии отразить всей глубины личности Иисуса. Как ни в состоянии отразить все глубины личности человека его портет, или описание.
Кроме того, одно дело создать художественный образ, как, это сделали авторы Библии, и другое дело воспринять этот образ. Каждый человек по своему воспринимает его. Именно этим обстоятельством объясняется, что у каждой деноминации или конфессии — свой собственный Иисус. К примеру, в одной деноминации Иисус воспринимается в еврейском одеянии, в другой — в европейском. Так, многие средневековые мастера живописи изображали евангельскиесобытия, погруженными в типичный европейский пейзаж и контекст.
У католического Иисуса — один характер, у православного — другой, и третий — у Иисуса протестантского. Свой Иисус у Свидетелей Иеговы, свой — у пятидесятников, свой — у адвентистов. Иисус баптистов никогда не позволит себе того, что делает Иисус харизматов. А Иисус мессианских евреев иной нежели Иисус у любавических хасидов.
И если бы это было не так, если бы все конфессии и религии видели одного и того же Иисуса, то не было бы нужды им враждовать и разделяться между собой. Апостол Павел говорит христианам - «Почему вы разделяеtесь между собой, разве Иисус разделился Сам в Себе?» Но при этом сам Павел видел Иисуса иначе, чем остальные апостолы, благодаря чему у Павла была своя специфическая миссия и понимание.
В том то и дело, что истину каждый воспринимаеть по-своему. Если воспринимает ее вообще. И если не пользуется для этого готовыми шаблонами.Это то откровение, которое творчество способно дать религии.
Я вспоминаю, какие споры вызвало обсуждение книги «Мастер и Маргарита» М.Булгакова на христианском интернет-форуме. «Это не библейский Иисус» - в один голос заявили представители церкви различных деноминаций. Да и как им можно было принять Иешуа у Булгакова, когда они не способны принять Иисуса в соседней деноминации?
5. В ЧЕМ ЖЕ ВЫХОД?
Выводы, следующие из сказанного, очевидны. Никто на земле не может претендовать на окончательную истину в последней инстанции. Иными словами, ни у кого нет и не может быть монопольного права на истину. Потому как каждый воспринимает ее относительно и неполно.
И стремление к полноте познания истины подразумевает прежде всего, большую близость к Богу и получение от Него своего собственного образа истины, личного откровения об истине.
Это происходит тогда, когда человек уже не удовлетворяется доктринальным уровнем понимания истины, а стремится войти с ней в личные отношения. Как говорит Библия, «праведный своей верой будет жив». Бог не заинтересован в унификации человека, но наоборот, в предельном разнообразии. Поэтому, чем более человек приближается к Богу, тем более он становится личностым, субъективным, авторским, творческим.
С другой стороны, чем более человек становиться субъективным в своих отношениях с Богом, с истиной, тем более он укореняется в истине и тем менее он зависим от того образа истины, который ему предлагают другие. Лучше пить из собственного колодца и не зависеть от милости других.
Конечно, когда нет собственного, тогда приходится пить из чужого. Укореняясь в истине, понимая субъективный характер истины, человек становится более терпимым и толерантным к иному образу истины.
И конечно, он становится более свободным.
Таково откровение творчества для религии.
|
